Литературная гостиная

bann


 Приветствуем Вас в ЛИТЕРАТУРНОЙ ГОСТИНОЙ Центра развития образования!

Литературная гостиная – это та форма, которая располагает к задушевному общению по выбранным литературным темам.

 «Книги – корабли мысли, которые странствуют
по волнам времени и бережно несут свой драгоценный груз
от поколения к поколению».
Ф. Бэкон.

 

 


Андрей Платонович Платонов (Климентов) (1899 — 1951)

ПлатоновРодился Андрей Климентов в Воронеже в рабочей семье. Образование в биографии Платонова (фамилию сменил в 1920 году) было получено вначале в церковноприходской школе. После ее окончания стал учиться в училище. Из-за трудного материального положения в семье рано начал работать.

Писать стал во время гражданской войны, поскольку работал военным корреспондентом. За этим последовала активная творческая деятельность. Тогда в своей биографии Андрей Платонович Платонов проявил себя как талантливый писатель (публицист, поэт) и критик.

После окончания политехникума в 1924 году, Платонов работает электротехником и мелиоратором. Как многие люди того времени, биография Андрея Платонова наполнена идеалистическими революционными идеями. Высказывая их в своих произведениях, автор со временем приходит к противоположному мнению, поняв неосуществимость задуманного.

Затем в краткой биографии Платонова наступает переломный момент. После печати «Впрок», произведения писателя отказываются публиковать. Лишь во время Великой Отечественной войны повести Платонова снова печатаются. Платонов, как и во время гражданской войны, работает военным корреспондентом, что, вероятно, открыло ему доступ к печати.

Однако литературная свобода писателя продлилась недолго. В 1946 году, когда вышел рассказ Платонова «Возвращение», его снова перестают печатать из-за чрезмерной критики, теперь уже навсегда. Вероятно, такие события на протяжении всей биографии Андрея Платонова, привели его к ироническим мыслям по поводу несбыточности революционных идей. Умер писатель 5 января 1951 года от туберкулеза.

 

Дерево Родины

Мать с ним попрощалась на околице; дальше Степан Трофимов пошел один. Там, при выходе из деревни, у края проселочной дороги, которая, зачавшись во ржи, уходила отсюда на весь свет, — там росло одинокое старое дерево, покрытое синими листьями, влажными и блестящими от молодой своей силы. Старые люди на деревне давно прозвали это дерево «божьим», потому что оно было не похоже на другие деревья, растущие в русской равнине, потому что его не однажды на его стариковском веку убивала молния с неба, но дерево, занемогши немного, потом опять оживало и еще гуще прежнего одевалось листьями, и потому еще, что это дерево любили птицы, они пели там и жили, и дерево это в летнюю сушь не сбрасывало на землю своих детей — лишние увядшие листья, а замирало все целиком, ничем не жертвуя, ни с кем не расставаясь, что выросло на нем и было живым.

Степан сорвал один лист с этого божьего дерева, положил за пазуху и пошел на войну. Лист был мал и влажен, но на теле человека он отогрелся, прижался и стал неощутимым, и Степан Трофимов вскоре забыл про него.

Отойдя немного, Степан оглянулся на родную деревню. Мать еще стояла у ворот и глядела сыну вослед; она прощалась с ним в своем сердце, но ни слез не утирала с лица и не махала рукой, она стояла неподвижно. Степан тоже постоял неподвижно на дороге, в последний раз и надолго запоминая мать, какая она есть — маленькая, старая, усохшая, любящая его больше всего на свете; пусть хотя бы пройдет целый век, она все равно будет его ждать и не поверит в его смерть, если он погибнет.

«Потерпи немного, — произнес ей сын в своей мысли, — я скоро вернусь, тогда мы не будем расставаться».

Старая мать осталась одна вдалеке — у ворот избы, за рожью, чтобы ждать сына обратно домой и томиться по нем, а сын ушел. Издали он еще раз обернулся, но увидел только рожь, которая клонилась и покорялась под ветром, избы же деревни и маленькая мать скрылись за далью земли, и грустно стало в мире без них.

Степан Трофимов был обученный, запасной красноармеец. Два года тому назад он отслужил свой срок в армии и еще не забыл, как нужно стрелять из винтовки. Поэтому он недолго побыл в районном городе и с очередным воинским эшелоном был отправлен воевать с врагом на фронт.

На фронте было пустое поле, истоптанное до последней былинки, и тишина. Трофимов и его соседние товарищи отрыли себе ямки в земле и легли в них, а винтовки незаметно, чуть-чуть высунули наружу, ожидая навстречу неприятеля. Позади пустого поля рос мелкий лес, с листвою, опаленной огнем пожара и стрельбы. Там, наверно, таился враг и молча глядел оттуда в сторону Трофимова. У Трофимова стало томиться сердце; он хотел поскорее увидеть своего врага — того тайного человека, который пришел сюда, в эту тихую землю, чтобы убить сначала его, потом его мать и пройти дальше, до конца света, чтобы всюду стало пусто и враг остался один на земле.

«Кто это, человек или другое что? — думал Степан Трофимов о своем неприятеле. — Сейчас увижу его!» И красноармеец глядел в серое поле, далекое от его дома, но знакомое, как родное, и похожее на всю землю, где живут и пашут хлеб крестьяне. А теперь эта земля была пуста и безродна, — что жило на ней, то умерло под железом и солдатским сапогом и более не поднялось расти.

«Полежи и отдохни, — говорил пустой земле красноармеец Трофимов, — после войны я сюда по обету приду, я тебя запомню, и всю тебя сызнова вспашу, и ты опять рожать начнешь; не скучай, ты не мертвая».

Из темного, горелого мелколесья, на той стороне поля, вспыхнул краткий свет выстрела. «Не стерпел, — сказал Трофимов о стрелявшем враге, — лучше бы ты сейчас потерпел стрелять, а то потом терпеть тебе долго придется — помрешь от нас и соскучишься».

Командир еще загодя сказал красноармейцам, чтобы они не стреляли, пока он им не прикажет, и Трофимов лежал молча.

Немцы постреляли еще, но вскоре умолкли, и снова стало тихо, как в мирное время. В поле свечерело. Делать было нечего, и Трофимов заскучал. Он жалел, что время на войне проходит зря, — надо было бы либо убивать врагов, либо работать дома в колхозе, а лежать без дела — это напрасная трата народных харчей. «Вот и ночь скоро, — размышлял Трофимов, — а что толку? Я еще ни одного немца не победил!»

Когда совсем стемнело, командир велел красноармейцам подняться и без выстрела, безмолвно, идти в атаку на врага. Трофимов оживился, повеселел и побежал вперед за командиром. Он понимал, что чем скорее он будет бежать вперед, на врага, тем раньше возвратится назад в деревню, к матери.

В лесу было неудобно бежать и не видно, что делать. Но Трофимов терпеливо сокрушал сапогами слабые деревья и ветки и мчался вперед с яростным сердцем, с винтовкой наперевес.

Чужой штык вдруг показался из-за голых ветвей, и оттуда засветилось бледное незнакомое лицо со странным взглядом, испугавшим Трофимова, потому что это лицо было немного похоже на лицо самого Трофимова и глядело на него с робостью страха. Трофимов с ходу вонзил свой штык вперед, в туловище неприятеля, долгим, затяжным ударом, чтобы враг не очнулся более, и приостановился на месте, давая время своему оружию совершить смерть. Потом он бросился дальше во тьму, чтобы сейчас же встретить другого врага в упор и ударить его штыком насмерть. Командира теперь не было — он, наверно, ушел далеко вперед. Трофимов побежал еще быстрее, желая нагнать командира и не заблудиться одному среди неприятеля. Сбоку, из чащи кустарника, начал бить автомат и перестал. Трофимов повернул в ту сторону, перепрыгнул через пень и тут же свалился на мягкое тело человека, притаившееся за пнем. Винтовка вырвалась из рук красноармейца, но Трофимову она сейчас не требовалась, потому что он схватил врага вручную; он обнял и молча начал сжимать его тело вокруг груди, чтобы у фашиста сдвинулись кости с места и пресеклось дыхание. Фашист сначала молчал и только старался понемногу дышать, стесняемый красноармейскими руками. «Ишь ты, еще дышит, — сдавливая врага, думал Трофимов. — Врешь, долго не протерпишь — я на гречишной каше вырос и сеяный хлеб всю жизнь ел!»

Слабое тепло шло изо рта врага; замирая, он все еще дышал и старался даже пошевельнуться.

— Еще чего! — прикрикнул Трофимов, выдавливая из немца душу наружу. — Кончайся скорее, нам некогда!

Враг неслышно прошептал что-то.

— Ну? — спросил его Трофимов и чуть ослабил свои руки, чтобы выслушать погибающего.

— Русс… Русс, прости!

Трофимов отказал:

— Нельзя, вы вредные.

— Русс, пощади! — прошептал немец.

— Теперь уж не смогу прощать тебя, — ответил Трофимов врагу. — Теперь уж не сумею… У меня мать есть, а ты ее сгонишь с земли.

Он заметил свою винтовку, она лежала близко на земле; он дотянулся рукой до нее, взял к себе и ударил врага кованым прикладом насмерть по голове.

— Не томись, — сказал Трофимов.

Он поднялся и пошел по перелеску, щупая штыком всюду во тьме, где что-нибудь нечаянно шевелилось. Но всюду было безлюдно и тихо. Немцы, должно быть, ушли отсюда, а может быть, они еще тут, но затаились. Трофимов решил пройти по перелеску дальше, чтобы встретить своего командира и узнать у него, что нужно делать дальше, если враг отошел отсюда. Он прислушался. Лишь вдалеке изредка била наша большая пушка, точно вздыхала и опять замирала в своей глубине спящая земля, а помимо пушечных выстрелов все было тихо. Но в другой стороне, откуда пришел Трофимов, за полями и реками, стояла среди ржи одна деревня; туда не доходила стрельба из пушек и тревога войны, — там спала сейчас в покое мать Степана Трофимова и у последней избы росло одинокое божье дерево.

Автомат ударил вблизи Трофимова. «По мне колотит», — решил Трофимов, и сердце его поднялось на врага; он почувствовал скорбь и ожесточение, потому что раз мать родила его для жизни — его убивать не должно и убить никто не может.

Трофимов побежал на врага, бившего в него огнем из тьмы, и остановился. Он остановился в недоумении, узнав впервые от рождения, что он уже не живет. Сердце его точно вышло из груди и унеслось наружу, и грудь его стала охлажденная и пустая. Трофимов удивился, оттого что ему было теперь не больно и пусто жить и стало все равно, ни грустно, ни радостно, но он еще по привычке человека и солдата сказал: «Зря ты, смерть, пришла, ты обожди — я потом помру», — и он упал в траву и откинул винтовку как ненужное оружие: пусть пропадет в траве и не достанется врагу.

Он очнулся вскоре. Сердце его слабо шевелилось в груди. «Ты здесь?» — с простотою радости подумал Трофимов. Он ощупал себя по телу — оно теперь было усохшее и томное; из раны в груди вышло много крови, но теперь рана затянулась и только тепло жизни постоянно выходило из нее и холодела душа.

— Вы у нас, — сказал Степану Трофимову чужой человек.

— Ты немец, что ль? — спросил Трофимов; он увидел, еще тогда, когда тот человек сказал свои слова, он увидел по одежде и нерусскому звуку языка, говорившего по-русски, что он погиб. «А я не погибну! — решил Трофимов. — Я как-нибудь буду!»

— Говорите быстро, что знаете? — опять спросил его немецкий офицер.

«А что же я знаю? — подумал Трофимов. — Да ничего!» И ответил вслух:

— Я знаю, что хоть все мы в дырья насквозь тела будем прострелены, а все одно твоя сила нас не возьмет!

— Значит, вы знаете вашу силу, — произнес офицер. — В чем же она заключается?

— Чувствую так, стало быть — знаю, — проговорил Трофимов; он огляделся в помещении, где находился: на стене висел портрет Пушкина, в шкафах стояли русские книги. — «И ты здесь со мной! — прошептал Трофимов Пушкину. — Изба-читальня здесь, что ль, была? Потом всему ремонт придется делать!»

— Я спрашиваю, где в ночной атаке находился командный пункт вашей части? — сказал офицер.

— Как где? — удивился Трофимов. — Наш командир впереди меня на фашистов наступал.

— Командир — это вы, — убежденно сказал офицер. — Вы напрасно переоделись в солдата.

— Ага, — промолвил Трофимов, — ну, тогда ты отсталый. Какой же я командир, когда я человек неученый и сам простой?

Немецкий офицер взял со стола револьвер.

— Сейчас вы научитесь.

— Убьешь, что ль? — спросил Трофимов.

— Убью, — подтвердил офицер.

— Убивай, мы привыкли, — сказал Трофимов.

— А жить не хотите? — спросил офицер.

— Отвыкну, — сообщил Трофимов.

Офицер поднялся и ударил пленника рукояткой револьвера в темя на голове.

— Отвыкай! — воскликнул фашист.

«Опять мне смерть, — слабея, подумал Трофимов, — дитя живет при матери, а солдат при смерти», — пришли к нему на память слышанные когда-то слова, и на том он успокоился, потому что сознание его затемнилось.

Вспомнил Трофимов о себе не скоро — в тыловой немецкой тюрьме. Он сидел, скорчившись, весь голый, на каменном полу, он озяб, измучился в беспамятстве и медленно начал думать. Сначала он подумал, что он на том свете. «Ишь ты, и там война, и тут худо — тоже не отогреешься», — произнес про себя Трофимов. Но, осмотревшись, Трофимов сообразил, что так плохо нигде не может быть, как здесь, значит, он еще живой.

Он находился в каменном колодце, где свободно можно было только стоять. Вверху, на большой высоте, еще горела маленькая электрическая лампа, испуская серый свет неволи; в узкой железной двери был тюремный глазок, закрытый снаружи. Трофимов поднялся в рост и опробовал себя, насколько он весь цел. На груди запеклась кровь от раны, а пуля, должно быть, утонула где-то в глубине тела, но Трофимов сейчас ее не чувствовал. Лист с божьего дерева родины присох к телу на груди вместе с кровью и так жил с ним заодно.

Трофимов осторожно, не повреждая отделил тот лист от своего тела, обмочил его слюною и прилепил к стене как можно выше, чтобы фашист не заметил здесь его единственного имущества и утешения. Он стал глядеть на этот лист, и ему было легче теперь жить, и он начал немного согреваться.

«Я вытерплю, — говорил себе Трофимов, — мне надо еще пожить, мне охота увидеть мать в нашей избе, и я хочу послушать, как шумят листья на божьем дереве».

Он опустился на пол, закрыл лицо руками и стал тихо плакать — по матери, по родине и по самом себе.

Потом ему стало легче. Он отер свое лицо и захотел представить себе — какой он есть сейчас на вид. Он давно не видел своего лица — ни в зеркале, ни в покойной, чистой воде. «Сейчас я на вид плохой, зачем мне смотреть на себя», — сказал Трофимов.

Он встал и снова загляделся на лист с божьего дерева. Мать этого листика была жива и росла на краю деревни, у начала ржаного поля. Пусть то дерево родины растет вечно и сохранно, а Трофимов и здесь, в плену врага, в каменной щели, будет думать и заботиться о нем. Он решил задушить руками любого врага, который заглянет к нему в камеру, потому что если одним неприятелем будет меньше, то и Красной Армии станет легче.

Трофимов не хотел зря жить и томиться; он любил, чтоб от его жизни был смысл, равно как от доброй земли бывает урожай. Он сел на холодный пол и затих против железной двери в ожидании врага.

1942

 

 Выдающиеся писатели и поэты Воронежского края.

Юрий Тихонович Воищев (1937-2008)

ВоищевРодился в Воронеже в памятном тридцать седьмом. Прожил большую часть жизни в родном городе и написал здесь все свои книги. А умер в Израиле, в городе Ашкелон, так ничего и не создав на чужбине.

Юрий Тихонович Воищев хорошо был известен своими замечательными книгами для детей и юношества, и прежде всего – снискавшей большой читательский отклик повестью о военном детстве «Я жду отца», изданной в 1965 году у нас, в Воронеже, а затем в Москве и в Праге. Там же, в Чехословакии, вышли у него «Неодержанные победы», «Пираты Неизвестного моря» (совместно с Альбертом Ивановым). В 1973 году была написана повесть о мальчишках уже послевоенного времени – «Наивные странствия». О хитром, веселом парнишке-фантазере шла речь в созданной совместно с Альбертом Ивановым повести «Летучий голландец».

Что касается поэтического имени Юрия Воищева, то оно сложилось в шестидесятые годы, а вот новеллистическое творчество было естественной ипостасью этого талантливого человека на протяжении всей его литературной жизни.

Значительный временной отрезок был связан с очень серьёзной работой — освоением пушкинской темы и созданием произведений о великом поэте. Это прежде всего роман-миф «Вечная возлюбленная». Роман о сложностях, противоречиях и той исторической эпохи и об очень непростых взаимоотношениях с Е.К.Воронцовой и М.С.Воронцовым, с А.Н.Раевским, с которыми Александра Сергеевича Пушкина свела судьба. Об их любви-ненависти, дружбе-вражде, о загадочной странице биографии А.С.Пушкина, его утаенной любви талантливо повествует Юрий Воищев.

Избранная писателем форма повествования – роман-миф — позволила гармонично совместить соседство подлинных документов с писательской фантазией.

В 2008 году талантливого, честного писателя не стало. За эти двадцать лет Воищев – член Израильского союза русскоязычных писателей — так и не написал и не выпустил там ни одной новой книги и не переиздал ни одну из написанных на Родине, в Воронеже.

 

Анатолий Владимирович Жигулин (01.01.193006.08.2000)

ЖигулинРодился в семье выходца из многодетной крестьянской семьи Владимира Фёдоровича Жигулина (род. 1902) и Евгении Митрофановны Раевской (1903-1999), правнучки участникаОтечественной войны 1812 года, поэта-декабриста Владимира Раевского.

Отец работал почтовым служащим и страдал открытой формой чахотки. Поэтому детьми (их кроме Анатолия в семье было ещё двое — младшие брат и сестра) занималась в основном мать. Она любила поэзию и часто читала детям стихи (мать умерла в 1999 году). В доме деда в Воронеже, где семья жила с 1937 года, уцелела библиотека семьи Раевских, в том числе и фамильные альбомы нескольких поколений.

Воронеж и область в течение 8-ми месяцев были во фронтовой зоне и не участвовавший в войне по малолетству Анатолий полной чашей испил голод и лишения войны и жизнь в полуразрушенном городе в послевоенное время. Позднее тема родного города, детства и войны отчётливо зазвучит в творчестве Жигулина.

В 1947 году Анатолий и несколько его друзей-одноклассников создали «Коммунистическую партию молодёжи» — подпольную организацию, целью которой молодые люди видели борьбу за возврат советского государства к «ленинским принципам». Также «в Программе КПМ содержался секретный пункт о возможности насильственного смещения И. В. Сталина и его окружения с занимаемых постов» (Жигулин 1989, с. 45). Вскоре организация насчитывала порядка 60 человек. В 1948 году Анатолий стал членом политбюро КПМ.

Весной 1949 в воронежской газете появляется первая публикация. Толе Жигулину было 19 лет, и он собирался поступать в Лесотехнический институт. Отлично учившийся юноша любил и технику, и природу… Однако, тщательная конспирация не спасла членов КПМ от раскрытия их «заговора» и последующего преследования. В сентябре 1949-го, когда члены КПМ из школьников превратились в студентов, начались аресты. Всего было арестовано примерно 30 человек, то есть половина от общего числа членов КПМ. В числе арестованных оказался и Анатолий. Арестованных содержали в здании № 39, находящемся на улице Володарского.

24 июня 1950 года решением «Особого совещания» Жигулин был приговорён к 10 годам лагерей строгого режима.

В сентябре 1950 — августе 1951 годов Жигулин отбывал наказание в Тайшете (Иркутская область), работал на лесоповале.

После этого был отправлен на Колыму, где провёл три каторжных года. Здесь он стал свидетелем завершения «Сучьей войны» и… празднования смерти Сталина.

В 1955 году Анатолий Жигулин был освобождён по амнистии, в 1956-м полностью реабилитирован.

В 1960 году Жигулин окончил Воронежсмкий лесотехнический институт (ныне — Воронежская государственная лесотехническая академия)[2]. За год до этого в Воронеже вышел первый сборник его стихов — «Огни моего города».

4 ноября 1961 года Жигулин знакомится с Александром Твардовским, который с января 1962 года публикует в «Новом мире» несколько подборок стихов поэта. А в 1963 году в свет выходит первый «московский» сборник стихов Жигулина — «Рельсы», который собрал множество положительных отзывов критики. В том же году Жигулин поступает на Высшие литературные курсы Союза писателей СССР. С этого времени он живёт и работает в Москве.

В 1964 году в Воронеже выходит в свет книга стихов поэта «Память», затем в Москве публикуются его сборники «Избранная лирика» («Молодая гвардия», 1965) и «Полярные цветы» («Советский писатель», 1966).

В последующие годы из печати регулярно выходят сборники стихов Жигулина — это «Прозрачные дни» (1970), «Соловецкая чайка», «Калина красная — калина чёрная» (оба 1979), «Жизнь, нечаянная радость» (1980), «В надежде вечной» (1983).

В 1987 году опубликован цикл стихов поэта «Сгоревшая тетрадь».

В 1988 году в 7 и 8 номерах журнала «Знамя» вышла в свет автобиографическая повесть Жигулина «Чёрные камни», вызвавшая большой общественный резонанс. В книге он рассказывал о своей семье, о детстве и юности, но подробнее всего — о подпольной организации «Коммунистическая партия молодёжи» (КПМ), действовавшей в Воронеже «один неполный год — с октября 1948-го по август 1949 года» (Жигулин 1989, с. 45), об аресте её участников и о жизни в заключении. Повествование иллюстрируется стихами самого Жигулина, написанными в те годы.

В июле 2000 года поэт закончил составление нового сборника — «Стихотворения», вышедшего небольшим тиражом уже после его смерти.

Умер Анатолий Жигулин в Москве на 71-м году жизни.

 

 

Иван Алексеевич Бунин (1870 — 1953)

БунинРодился Иван Бунин в дворянской небогатой семье 10 октября 1870 года. Затем в биографии Бунина произошел переезд в имение Орловской губернии неподалеку от города Елец. Бунин детство провел именно в этом месте, среди природной красоты полей.

Начальное образование в жизни Бунина было получено дома. Первые стихи Бунина написаны в семилетнем возрасте. Затем молодой поэт поступил учиться в Елецкую гимназию. Однако не закончил ее, вернувшись домой. Дальнейшее образование в биографии Ивана Алексеевича Бунина было получено благодаря старшему брату Юлию.

Впервые стихи Бунина были опубликованы в 1888 году. В следующем году Бунин переехал в Орел, став работать корректором в местной газете. Поэзия Бунина, собранная в сборник под названием «Стихотворения», стала первой опубликованной книгой. Вскоре творчество Бунина получает известность. Следующие стихотворения Бунина были опубликованы в сборниках «Под открытым небом» (1898), «Листопад» (1901).

Знакомства с величайшими писателями (Горьким, Толстым, Чеховым и др.) оставляет значительный отпечаток в жизни и творчестве Бунина. Выходят лучшие рассказы Бунина «Антоновские яблоки», «Сосны». Проза Бунина была опубликована в «Полном собрании сочинений» (1915).

Биография Ивана Бунина почти вся состоит из переездов, путешествий (Европа, Азия, Африка). Писатель в 1909 году становится почетным академиком Академии наук. Резко встретив революцию, навсегда покидает Россию. В 1933 году произведение Бунина «Жизнь Арсеньева» получает Нобелевскую премию.

Имея лишь 4 класса гимназии, Бунин всю жизнь жалел о том, что не получил систематического образования. Однако это не помешало ему получить премию Пушкина в раннем возрасте. Старший брат писателя помог Ивану изучить языки и науки, пройдя дома вместе с ним весь гимназический курс.

Свои первые стихи Бунин написал в возрасте 17 лет, подражая Пушкину и Лермонтову, творчеством которых восхищался.

Бунин был первым русским писателем, который получил Нобелевскую премию в области литературы.

Писателю не везло с женщинами. Его первая любовь Варвара так и не стала Бунину женой. Первый брак Бунина также не принес ему счастья. Его избранница Анна Цакни не отвечала на его любовь глубокими чувствами и вообще не интересовалась его жизнью. Вторая жена, Вера, ушла из-за измены, однако после простила Бунина и вернулась.

Бунин долгие годы провел в эмиграции, но всегда мечтал вернуться в Россию. К сожалению, до смерти писателю так это и не удалось осуществить.

 

 

Кольцов Алексей Васильевич (1809—1842)

КольцовРодился 15 октября 1809 г. в Воронеже в семье торговца скотом.

Начальное образование получил дома, под руководством учителя-семинариста. В 1820 г. поступил в Воронежское уездное училище, но через год отец забрал мальчика домой, чтобы приучить к торговой деятельности.

Кольцов чтением восполнял недостаток образования. Первое стихотворение «Три видения» (1825 г.), написанное в подражание И. И. Дмитриеву, поэт впоследствии уничтожил. В юности Кольцов пережил любовную драму (он был разлучён с крепостной девушкой, на которой хотел жениться), и это в дальнейшем сказалось в его стихах: особое место среди песен поэта занимает любовная лирика.

Приняв семейное дело, Кольцов успешно занимался торговлей. Его первая стихотворная публикация в 1830 г. была анонимной. В 1831 г. во время деловой поездки в Москву Кольцов с помощью издателя и критика Н. В. Станкевича вошёл в литературный круг. В том же году в «Литературной газете» было опубликовано стихотворение Кольцова «Перстень» (более позднее название «Кольцо»).

В 1835 г. на собранные по подписке деньги Станкевич издал книгу «Стихотворения Алексея Кольцова» — единственный прижизненный сборник поэта. Критики отмечали связь стихов Кольцова с народными песнями, ощутимую на образном, тематическом и языковом уровнях.

1836 год стал переломным в творческом развитии поэта. Его стихи печатались в журналах «Телескоп», «Сын Отечества», «Московский наблюдатель» и др. Одно из стихотворений опубликовал в «Современнике» А. С. Пушкин.

На смерть Пушкина Кольцов откликнулся стихотворением «Лес» (1837 г.).

В 1840 г. после поездки в столицу, завершившейся неудачей в торговых делах, поэт заболел чахоткой, которая и свела его в могилу (умер 10 ноября 1842 г. в Воронеже).

В 1846 г. вышло в свет подготовленное В. Г. Белинским посмертное собрание сочинений Кольцова.

 

 

Никитин Иван Саввич (1824 — 1861)

НикитинРодился Иван Никитин 21 сентября 1824 года в Воронеже. В 1839 году в биографии Никитина состоялось поступление в духовную семинарию Воронежа. Но из-за тяжелой ситуации дома Иван оставил занятия, а в 1843 году вынужден был покинуть семинарию. Еще во время обучения увлекся литературой, начал писать стихи.

В 1853 году в биографии Ивана Никитина несколько стихотворений были отосланы в «Воронежские Губернские Ведомости», так поэт стал известным в Воронеже. Никитин стал членом кружка интеллигенции, в который входили Второв, Александров-Дольник, Де-Пуле. Не смотря на тяжелую семейную обстановку в те годы в биографии Никитина, он продолжил писать, занимался самообразованием.

Когда Второвский кружок распался, Никитин снова почувствовал тягость жизненных проблем, на которые раньше не обращал внимания. Творческий кризис был прерван работой над поэмой «Кулак», которую критики встретили одобрением. Иван Саввич Никитин за всю биографию опубликовал два сборника стихотворений. Первый сборник вышел в 1856 году, второй – в 1859. Также Никитин успешно начинал писать прозу – «Дневник семинариста» впервые опубликовали в 1861 году.